Первое исполнение 7-й «Ленинградской» симфонии Шостаковича

5 марта 1942 года в Куйбышеве состоялась историческая премьера Ленинградской симфонии Дмитрия Шостаковича. 

Первое исполнение Симфонии №7 стало событием не только для «запасной столицы» – для всей страны, слушавшей трансляцию по радио. Более того: о Шостаковиче писали зарубежные газеты и журналы; лучшие дирижеры США, Великобритании и других стран мечтали получить партитуру Седьмой… Почему ее исполнение вызвало такой резонанс и почему именно Куйбышев-Самара оказался в центре этих событий? Давайте вспомним историю.

Спецрейс из Москвы

В начале 1942 года в Куйбышеве приземлился самолет. На борту был не совсем обычный груз – нотная бумага. Предназначалась она для Государственного Академического Большого театра СССР, эвакуированного в Куйбышев и только обживавшегося на новом месте.

Из Москвы уезжали в октябре 1941-го экстренно, буквально «одним днем». Вывезти декорации и многое другое не удалось – сами артисты ехали, сидя вплотную друг к другу, без чинов и званий. И рядом с прославленным орденоносцем (в те годы так и писали: «Народный артист Союза ССР орденоносец Л. Штейнберг» или «солист Большого театра орденоносец В. Матковский») мог оказаться рядовой оркестрант. Артист балета Юрий Кондратов вспоминал, что Шостакович сначала вовсе безропотно стоял в тамбуре, пока ему не нашли свободное место. А по прибытии в «запасную столицу» первым местом жительства труппы Большого театра стала школа, превращенная в общежитие. Классы пришлось разделять на «комнаты» занавесками из простыней.

И вот в такое тяжелое для всех время, когда враг стоял под Москвой, и каждая единица техники была на фронте дороже золота – нотная бумага доставляется в Куйбышев специальным самолетом! Бумага нужна была для того, чтобы расписать партии только что завершенной Седьмой симфонии Дмитрия Шостаковича. И уже это говорит, что от ее премьеры ждали многого. Ждали едва ли не с самого начала войны.

Ноты на крыше

Первые наброски будущей Седьмой симфонии Дмитрий Шостакович сделал до войны. По крайней мере, ее, еще не написанную, включили в план концертного сезона 1941-42 годов. Но именно фашистское нашествие заставило композитора по-новому взглянуть на свой замысел.

На фронт Шостаковича не взяли, хотя он просил об этом не раз. Он записался в народное ополчение, копал траншеи на подступах к Ленинграду. Вступил в пожарную команду и дежурил на крыше консерватории, чтобы гасить зажигательные бомбы. Именно таким – в пожарной каске и комбинезоне – его запечатлел фотокорреспондент ТАСС Мазелев. А год спустя, в июле 1942-го, «Fireman Shostakovich» появился на обложке журнала «Time» на фоне пылающего Ленинграда.

Фронт был все ближе, сигналы воздушной тревоги раздавались уже по несколько раз в день. Немцы бомбили город, и Шостакович ежедневно слушал эту жуткую музыку. И – писал свою. Брал партитуру на крышу консерватории, чтобы не терять драгоценного времени. На некоторых листах остались его пометки «в. т.» – это означало, что пришлось прерваться из-за воздушной тревоги. В семь утра его уже можно было застать за работой. И когда первые две части Седьмой симфонии были готовы, Шостакович рассказал об этом, выступив по радио.

Для многих в это был не просто голос известного композитора. Это был голос из Ленинграда – стало понятно, что город живет, борется, продолжает созидать в блокадном аду, который день ото дня становился все страшнее. «Час тому назад я закончил вторую часть своего нового симфонического произведения. Если это сочинение мне удастся написать хорошо, удастся закончить третью и четвертую части, то тогда можно будет назвать его Седьмой симфонией. Для чего я сообщаю об этом? Я сообщаю об этом для того, чтобы радиослушатели, которые слушают меня сейчас, знали, что жизнь нашего города идет нормально. Мы все сейчас несем свою боевую вахту. И работники культуры так же честно и самоотверженно выполняют свой долг, как и все другие граждане Ленинграда».

Так Ленинградская симфония стала символом надежды – хотя никто пока не слышал, как она звучит.

"Мы шли на репетиции как на праздник"

Итак, в Куйбышеве Седьмая была завершена. Позднее сдержанный Шостакович в разговоре оценил ее так: «Думаю, что симфония мне в общем удалась». Сыграть ее композитор решил в гостях у друзей – солистки оркестра Веры Дуловой и ее мужа, оперного певца Александра Батурина. Пришли также пианист Лев Оборин и дирижер Александр Мелик-Пашаев. Вот что рассказывала об этом вечере хозяйка квартиры Вера Георгиевна: «По только что законченной партитуре Дмитрий Дмитриевич и Л. Оборин, сев за инструмент, начали играть в четыре руки симфонию. На звуки пришел живший этажом ниже С.А. Самосуд и тихо встал в дверях. Последние аккорды… Мы, первые слушатели, взволнованные и потрясенные силой музыкального гения, долго и молча сидели, боясь разрушить нахлынувшие на нас чувства. А затем – бурный восторг, объятия, поздравления».

Самуил Самосуд сразу решил как можно скорее начинать репетиции со своим оркестром. Первые проходили в фойе Дворца культуры имени Куйбышева (сейчас в этом здании находится Самарский театр оперы и балета). Музыканты сидели между колоннами, а наверху, с балконов, за процессом следили первые зрители. Как вспоминала Вера Дулова, там можно было увидеть Алексея Толстого, Валентина Катаева, Илью Эренбурга, Героев Советского Союза – «прославленных асов, по ночам улетавших бомбить врага». Потом репетировать начали на главной сцене.

Премьера, состоявшаяся в девять вечера 5 марта, стала настоящим триумфом Большого театра и Шостаковича. И крупнейшим культурным событием, за которым следили все, кто имел возможность включить радиоприемник.

«Публика стоя приветствовала автора и исполнителей. У многих музыкантов на глазах были слезы, незнакомые люди обнимали друг друга, поздравляли с победой», – пишет Вера Дулова. «Гремит овация всего зала! Нет конца вызовам Шостаковича и Самосуда», – вспоминает музыкант Владимир Штейнман. «Шостакович прильнул ухом к сердцу родины и сыграл песнь торжества», – впрочем, это Алексей Толстой сказал за несколько недель до премьеры.

Седьмая симфония, начав путь в Куйбышеве, гремела по всему миру, обличая… Нет, не только немецкий фашизм. Вспомним, что «темная тема» первой части была написана до войны. Ленинградская симфония наносила удар по любому тоталитаризму. И все-таки цель номер один в те годы была очевидна. Поэтому делом чести для композитора – а по сути, для всего народа – стало исполнение симфонии в блокадном Ленинграде.

2 июля 1942 года самолет, которым управлял летчик Литвинов, доставил партитуру в Ленинград. Дирижер Карл Элиасберг собирал оркестрантов отовсюду: музыкантов отзывали с боевых позиций, искали по госпиталям. Живых осталось мало, а играть нужно было большим составом. Премьеру назначили на 9 августа – день, когда фашисты планировали банкет в покоренном Ленинграде.

Этот банкет не состоялся. А в ленинградской филармонии впервые за много месяцев зажгли все люстры и звучала музыка, родившаяся на Неве и набравшая силу на берегах Волги.