Михаил Амирджанов: «Дед ехал в Нюрнберг, исполненный праведного гнева»

О противостоянии с Герингом главного советского обвинителя на Нюрнбергском трибунале Романа Руденко, журналистах, стремящихся к сенсациям, и отношениях с обвинителями из стран-союзниц рассказал Михаил Амирджанов – внук главного обвинителя от СССР Романа Руденко.

– Как сложилось, что именно Роман Андреевич был назначен главным обвинителем от СССР на Нюрнбергском трибунале?

– В то время дед был прокурором Украины, и он уже принимал участие в нескольких процессах о преступлениях фашистов на освобожденных территориях. Также в 1945 году он работал на процессе по так называемому делу Акулицкого – это дело польского вооруженного подполья, известного как Армия Крайова, которое осталось в тылу нашей армии и продолжало вести враждебные действия против советских войск. На этом процессе работу Романа Андреевича, как очень жесткого и основательного представителя обвинения, отметил главный военный прокурор Николай Афанасьев. Он и порекомендовал Сталину рассмотреть кандидатуру деда, когда встал вопрос о назначении главного обвинителя от Советского Союза на Нюрнбергский процесс.

Насколько мне известно, Иосиф Виссарионович затребовал все выступления прокуроров на процессах по делам нацистских преступников на освобожденной территории и, ознакомившись с ними, пришел к выводу, что кандидатура Романа Руденко будет правильной.

В итоге достаточно быстро в мае-июне 1945 года был решен вопрос о том, кто поедет возглавлять обвинение от Советского Союза в Нюрнберг.

– Роман Андреевич много рассказывал о трибунале?

– Процесс, конечно, занимал огромное место в жизни деда. Потому что это действительно было мероприятие, на котором восторжествовала справедливость. И для Советского Союза, как для страны, которая понесла огромные потери, в том числе людские. Страны, которой был нанесен огромный материальный ущерб. Это, конечно, было очень важное мероприятие. Все понимали, что виновные в преступлениях, которые фашисты творили на нашей земле, должны быть наказаны.

– С каким настроем Роман Руденко приступил к исполнению обязанностей главного обвинителя от Советского Союза?

– Дед ехал в Нюрнберг, исполненный праведного гнева, я бы не побоялся такой фразы. Он ехал на процесс с намерением добиться того, чтобы виновные понесли наказание, и чтобы это послужило назиданием для всех, кто замышлял бы агрессию против СССР.

Дед рассказывал, что на процессе подобралась хорошая, грамотная команда профессионалов – юристов с большой буквы, которые очень хорошо знали свое дело. Они досконально прорабатывали базу обвинения, изучали все документальные доказательства, провели огромное количество опросов свидетелей обвинения, изучили огромное количество документов по всем тем процессам, которые в разных странах проводились в отношении нацистских преступников и их пособников.

– Какое было главное воспоминание, связанное с процессом?

– Для деда основным воспоминанием из Нюрнберга, пожалуй, было его противостояние с Германом Герингом, как наци №2 и обвиняемым №1 на этом процессе. Причем Геринг вел себя достаточно нахально, разнузданно. Он был уверен в том, что ему удастся доказать правоту и обоснованность политики Германии в связи с подготовкой и развязыванием Второй мировой войны. Также он рассчитывал на то, что противоречия между союзниками – между Англией, Америкой и Советским Союзом примут такой масштаб, что процесс сойдет на нет, и фашистские преступники будут оправданы, или западные союзники поймут, что нацисты для них скорее являются партнерами в противостоянии коммунизму.

Но в итоге деду удалось сбить с Геринга этот спесивый настрой. Для этого потребовалось досконально изучить всю документальную базу, в том числе стенограммы заседаний ставки Гитлера, личные высказывания Геринга, его высказывания в прессе, его статьи, замечания на разных совещаниях, которые свидетельствовали о том, что фашисты изначально готовились к войне на уничтожение, к истреблению огромного количества людей по всему миру, что они готовили народам Европы участь рабов, а в лучшем случае – обслуживающего персонала для высшей расы Третьего рейха. Это было доказано со всей обстоятельностью и это буквально подломило Геринга. Об этом писали в том числе иностранные обозреватели. Они даже сравнивали допрос, проведенный Романом Андреевичем с Герингом, с пулеметной очередью, которая сразила наци №2 и который ушел от трибуны ответчика «с подгибающимися ногами и поникшими плечами».

При том, что сначала Геринг с достаточным сожалением смотрел на Рудольфа Гесса и Иоахима фон Риббентропа, которые были допрошены дедом. Одному из соседей по скамье подсудимых он достаточно громко сказал: «Они представляют из себя теперь жалкое зрелище, после допроса советского обвинителя». Вот то же самое в итоге можно было сказать и о нем.

– Были ли еще какие-то истории, связанные с представителями немецкого командования?

– Да. Дед, к примеру, вспоминал, как без лишнего шума в Нюрнберг привезли фельдмаршала Фридриха Паулюса.

Дело в том, что когда Паулюс находился в плену в СССР, он дал очень подробные и обстоятельные показания. Он объяснил, как готовился план «Барбаросса», рассказал о том, что германские фашисты заранее готовились к войне, о том, что война была направлена на практически тотальное уничтожение населения и использование его рабского труда на оккупированных территориях, о том, как готовились планы по изъятию материальных ценностей. И Паулюс дал самое важное заключение: как человек, который был одним из тех, кто готовил план «Барбаросса», он заявил, что Советский Союз не готовил войны против Германии. Об этом, по словам Паулюса, свидетельствовали, как данные немецкой разведки, так и немецкие дипломаты. И при этом нападение Германии на Советский Союз было однозначно актом агрессии.

Показания Паулюса на Нюрнбергском трибунале были подвергнуты сомнению, так как, будучи в советском плену, подвергаясь постоянному давлению, он мог дать любые показания. Так заявляли адвокаты гитлеровских сатрапов, так заявляли и они сами. Такое мнение звучало и в кулуарах между некоторыми юристами, которые обеспечивали работу американской, английской и французской делегаций.

С учетом того, что фельдмаршал проявил себя как человек совестливый и вряд ли бы поступился своей честью офицера, чтобы изменить показания в угоду какой-то сиюминутной ситуации, на высшем уровне было решено организовать приезд Паулюса в Нюрнберг.

Ведь Нюрнбергский трибунал не был судилищем победителей над побежденными. Это был четко организованный процесс с соблюдением всех процессуальных норм для обвиняемых. Они имели полноценную защиту, причем выбирали защитников сами. Многие защитники были известными юристами, действовавшими во время фашистского режима, они сами были членами НСДАП – нацистской партии, и очень рьяно и жестко подходили к вопросам защиты интересов своих подопечных.

И вот когда английский судья Лоуренс, председательствовавший на трибунале, спросил Романа Андреевича о том, сколько времени потребовалось бы для того, чтобы организовать приезд фельдмаршала Паулюса в Нюрнберг, дед ответил, что будет достаточно и двадцати минут. И это заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы – после абсолютной тишины зал охватил гомон и шум. Лоуренс уточнил – хорошо ли советский обвинитель понял его вопрос – ведь нужно, чтобы Паулюс выступил именно в этом зале, и Роман Андреевич подтвердил. Он объяснил, что Паулюс находится в кабинетах советской делегации и достаточно будет нескольких минут, чтобы он мог прибыть в зал суда.

Это был очень удачный ход советского обвинения, очень успешный прием, потому что Паулюс действительно подтвердил все свои показания. Причем он это сделал не только во время опроса представителями обвинения, но и впоследствии, когда его опрашивали адвокаты обвиняемых.

– А что-то рассказывал Роман Андреевич о сомнительных публикациях в СМИ?

– Да, были казусные моменты. В Нюрнберг советская делегация прибыла с небольшим опозданием. Вышинский хотел сделать очень красивое появление, чтобы советская делегация прибыла ровно в день начала работы процесса. Но из-за непогоды не сумели вылететь из Праги в Нюрнберг вовремя. Пришлось возвращаться в Прагу, садиться на машины и ехать в Нюрнберг. В итоге советская делегация прибыла с опозданием. А в Нюрнберге было неспокойно: ходили слухи, что бывшие эсэсовцы могут напасть на здание суда с тем, чтобы постараться отбить подсудимых. В городе постреливали. И буквально через несколько дней недалеко от того места, где размещалась советская делегация, на одной из центральных площадей города была перестрелка, и погиб водитель одной из машин советской делегации. А у него была созвучная фамилия, и пошел слух, что сразу после прибытия в Нюрнберг застрелен главный обвинитель Советского Союза. Сенсацию сразу подхватила пресса.

Еще один казус возник после допроса Геринга. Один из американских обвинителей, выходя к журналистам, сказал, что Роман Руденко практически пулемётной очередью расстрелял Геринга своими вопросами на суде. Кто-то из журналистов недопонял эту фразу или не дослушал и выдал сенсацию. В итоге газеты писали, что на допросе Руденко, возмущенный наглостью Геринга, застрелил его.

– Рассказывал ли Роман Андреевич о том, как складывались отношения представителей союзников в ходе процесса?

– Он говорил, что в целом с союзническими делегациями установились очень хорошие отношения. Некоторые сложности были в отношениях с англичанами, потому что англичане, как говорил дед, были слишком чопорные и немного высокомерные, но при этом профессионалы своего дела. При этом у англичан, так скажем, был свой счет к нацистской Германии, поэтому здесь получилось достаточно легко достичь взаимопонимания по вопросам, которые были в процессуальном плане.

Особенно тепло отзывался дед об отношениях, установившихся с Робертом Джексоном. Это американский главный обвинитель, который был членом Верховного суда США. Человек с большими политическими амбициями. И он, конечно, был из всех обвинителей, с точки зрения своего политического веса, самой весомой фигурой. К тому же американцы в значительной степени влияли на линию западных союзников на процессе, и поэтому установить хорошие отношения с ними было очень важно. Деду это удалось.

У него, как многие отмечали, было очень открытое отношение к людям, он был очень грамотен, у него все вопросы были четко проработаны, позиция аргументирована. И кроме того, он обладал очень живым искрометным чувством юмора. Какой-то шуткой, каким-то замечанием он всегда мог разрядить напряженную атмосферу. И дед рассказывал, что Джексон с интересом относился к общению с советским представителем, потому что американец все же не видел войны своими глазами.

Он, конечно видел все масштабные видеоматериалы, документальные доказательства из концлагерей, лагерей военнопленных, свидетельства использования рабского труда пленных на немецких производствах, но непосредственного ощущения войны и ее последствий он не получил. И поэтому ему было так интересно общаться с Романом Руденко, который работал во фронтовой прокуратуре, шедшей вплотную за наступающими войсками. Кроме того, представители прокуратуры занималась очисткой территории от оставшихся там фашистов и их пособников, восстанавливали работу правоохранительных органов на освобожденной территории. Входя вслед за войсками в города, концлагеря дед обладал вот этим непосредственным ощущением войны и того горя, которое она принесла.

Помимо этого, советская сторона обладала большим количеством документов, захваченных в архивах и рейхсканцелярии сразу после штурма Берлина в апреле-мае 1945 года. И американцам нужна была документационная поддержка от советской делегации. Также в ходе этого общения с Джексоном обсуждалась как немецкая, так и советская юридическая системы.

Дело в том, что это было одно из сильных препятствий в свое время. У англичан, американцев, французов и у Советского Союза были разные юридические системы, разные системы предъявления доказательств обвиняемым, разные системы проведения предварительного следствия. И это на начальном этапе работы комиссии по организации Нюрнбергского трибунала чуть было не застопорило процесс. Каждая из сторон настаивала на своих процедурах, и участники не могли найти общего языка. И здесь дед, кстати, тоже достаточно высоко отзывался о гибкости, которую проявлял Джексон, воспринимая логичность советских доводов и оказывая влияние на английских и французских коллег с тем, чтобы выработать единую позицию.

То есть у них были действительно очень теплые отношения. В фотоархиве, который у меня хранится, есть несколько фотографий со встреч Джексона с дедом. Это были и просто беседы за чашкой чая, и встречи с огромными папками документов, которые они во время этих встреч прорабатывали. 

– Остались ли в семье какие-то реликвии, связанные с процессом? Планируете ли их передавать в музеи или архивы?

– Остался большой именной фотоальбом, который американская делегация сделала для всех главных обвинителей. В этом альбоме показана история процесса. Начинается фоторепортаж от подъема нацистского движения в Нюрнберге, где проходили все съезды нацистской партии, факельные шествия и прочее. Потом шаг за шагом даются фотоотчеты о состоянии Нюрнберга 1945 года – разбомбленного, разрушенного города, а после этого идут фотоотчеты с процесса. На обложке теснением выполнена надпись на английском языке: «Генерал-лейтенанту Роману Руденко». Также остались снимки, которые деду на память оставляли те фотокорреспонденты, которые работали на процессе. Среди них известный фотокорреспондент Евгений Халдей и Роман Кармен, с которым дед очень дружил. Весь этот архив остался, большей частью он находится у меня дома. Но вообще предметов не очень много. Тогда же мы не думали, что надо сохранить это для истории.

Еще у меня есть целая пачка пропусков, которые выдавались деду практически на каждый день. Есть дипломатические паспорта Романа Андреевича и его жены Марии Федоровны. В какой-то момент было принято решение, что с точки зрения протокольных мероприятий целесообразно чтобы жены находились вместе с руководящими сотрудниками делегаций. В итоге Мария Федоровна прибыла в Нюрнберг, сохранились несколько совместных с дедом фотографий.

Также есть перочинный ножик, который у деда был в Нюрнберге и газеты тех времен, которые дед забрал на память.

– Как участие Романа Руденко в Нюрнбергском процессе повлияло на семью, лично на вас?

– Я бы не сказал, что это как-то по-особенному повлияло. Но привило чувство особой ответственности за себя и за свое поведение. Потому что было понимание, что с таким дедушкой нет права опозорить его. Но я не могу сказать, чтобы это было каким-то культом среди родных, была нормальная семья с очень хорошими отношениями.

Дед играл с нами в футбол, в шахматы, таскал для нас-внуков у бабушки с кухни плюшки. Была совершенно нормальная жизнь, над которой не довлело вот это нюрнбергское наследие.

Семья, конечно, очень гордилась, что деду доверили такую миссию, поставили перед ним такую задачу. И мы были все очень патриотично воспитаны, в том числе и потому, что материалы по Нюрнбергу дома были везде – и в кабинете деда, и в архивном шкафу, и даже где-то в коробках. И когда натыкаешься на такую коробку с какими-то документами, газетами, книгами, и из детской любознательности читаешь, то впитываешь эту информацию, как губка. Очень четко понимаешь – какие ужасные испытания пришлось перенести твоей стране, твоему народу, людям, которые тогда жили, особенно тем, кто оказался на оккупированной территории. И, конечно, понимаешь, как много сил потребовалось для того, чтобы победить такого жестокого и вероломного врага.

В Музее Победы на Поклонной горе 20-21 ноября пройдет Международный научно-практический форум «Уроки Нюрнберга». Масштабный форум, организованный Музеем Победы, станет одним из ключевых событий Года памяти и славы. Его участниками станут государственные и политические деятели, сотрудники следственных органов, юстиции, прокуратуры, ученые, музейные работники. Проект реализуется при поддержке Фонда президентских грантов.