Константин Рокоссовский: «Дед играл с нами в войну»

Константин Вильевич, вы помните момент, когда впервые осознали, что вы внук не просто любимого, заботливого дедушки, а прославленного полководца, Маршала Советского Союза, которого знают и уважают во всем мире?

Пожалуй, это был первый класс школы. Моя школа находилась недалеко от дедушкиной работы, тогдашней улицы Фрунзе (в 1957–1962 годах Константин Рокоссовский был заместителем Министра и главным инспектором Министерства обороны Советского Союза). Дедушка меня часто отводил в школу по пути на работу. А он всегда ходил на работу пешком. И вот мы с ним шли в школу, и я видел, что люди на улице его узнают. Многие подходили к нему, уважительно говорили: «Здравствуйте, Константин Константинович!» И дедушка всем отвечал приветливо. Либо к фуражке руку приложит, либо просто постоит, поговорит. И в общем-то так я понял, что дед – человек известный. Ну, и потом мы смотрели вместе Парады Победы. Единственное, дед обычно во вторых рядах стоял. Он объяснял это тем, что был высокого роста, а вперед пропускал тех, кто был ниже.

Константина Рокоссовского уважали и любили не только за военные заслуги, но и за его человеческие качества: за скромность, за то, что он был человеком чести. По мере взросления вы ориентировались на деда?

В детстве я все качества деда оценить, конечно, не мог. Но по жизни, когда я приближался к тому возрасту, в котором я помнил деда, то – да, я ловил себя на мысли, что во многих ситуациях, которые пережил дед, я поступил бы так же. Но, конечно, у меня не было подобных жизненных потрясений. Семья закладывает традиции. Дед, вы правильно сказали, был человеком скромным. И меня приучали к тому, что нужно быть скромным. Иногда это было чересчур. Родители пытались мне внушить мысль, что нужно жить так, чтобы никто никогда не подумал, что ты из «такой» семьи, что у тебя «такой» дедушка. Пусть ты будешь хуже: хуже одет, менее успешен.

Расскажите, каким Константин Константинович был дедушкой?

Думаю, он ничем не отличался от других дедушек. У него, конечно, времени было мало: он много работал, а потом уже болел к концу жизни… Но я помню, как дед играл с нами в войну. У меня был приятель на даче, мы с ним часто играли в войну и звали с собой деда. Еще мы вместе работали в саду. У нас был небольшой любительский огородик. Я помогал деду его поливать. Спортом со мной дед не занимался. Футбол он не любил, играл в теннис. Но я в теннис не играл. Мы с дедом играли в шахматы. Он научил меня играть на свою голову. Я его потом даже обыгрывал.

А вы жили вместе?

Да, и в Москве – в квартире на улице Грановского, и на даче. Но дед подолгу уезжал в командировки. У меня отец тоже был военным, ездил в командировки, и мы вместе с ним. А так до шестнадцати лет (мне было шестнадцать лет, когда деда не стало) вся моя жизнь прошла рядом с ним.

Изучая историю пути Рокоссовского, понимаешь, что одним из главных ударов в его жизни стала рокировка с Георгием Жуковым, когда перед самым взятием Берлина его сняли с командования 1-м Белорусским фронтом и назначили командующим 2-м Белорусским фронтом. Насколько тяжело Константин Константинович это переживал? 

Вы знаете, мне он ничего не рассказывал, так как я в юности этим не интересовался. Но мама рассказывала, что, конечно, он переживал. Ведь он был военный человек. Как пришел в царскую армию добровольцем, так и на всю жизнь остался военным. Взятие Берлина, захват столицы врага – это был символ победы. К выполнению задачи, к победе стремятся и полководцы, и рядовые. Естественно, дед переживал. Я полагаю, что Жуков тоже к этому руку приложил, он захотел возглавить главный фронт. Верховный главнокомандующий его поддержал. И по отношению к Жукову это было справедливо. Но это было по-военному несправедливо к Рокоссовскому.

А что рассказывали в вашей семье, какие отношения были между Жуковым и Рокоссовским?

Жуков был человеком жестким, вспыльчивым, в отличие от деда, но справедливым. Они относились к друг другу уважительно, как большие военные профессионалы, которые прошли одну войну. Они были очень давно знакомы. В 1924 году в Ленинграде вместе учились на курсах повышения для командиров. И потом пересекались неоднократно. Когда дед командовал 7-й Самарской кавалерийской дивизией, в той дивизии полком командовал Жуков. А после войны делить им уже было нечего. Победа была общей.

В разных источниках мы читаем о том, что Иосиф Сталин глубоко уважал и ценил Константина Рокоссовского. Но что в семье рассказывали о чувствах Рокоссовского после ареста 1937 года и всех пережитых испытаний? Была ли у него обида на советскую власть?

В семье об этом никогда не говорили. Но, как я уже теперь сам анализирую по высказыванием деда, по его заметкам, у него не было обиды именно на советскую власть. Обида у него была на тех людей, которые, будучи внутри этой власти, злоупотребляли своими полномочиями. Самое главное, что все пережитое деда не сломило. Он был предан стране. Ведь он пошел служить в Красную армию совершенно осознанно. Он был поляком и теоретически в 1917 году мог спокойно сесть в эшелон и уехать в Варшаву. В архивах сохранилось письмо, которое Рокоссовский написал Ворошилову, будучи под следствием. Он там писал: «Прошу вас обратить внимание на то, что в отношении меня допущена явная несправедливость. Я – человек, который осознанно выбрал эту новую родину». Но тогда на это внимания не обратили.

Какие самые ценные реликвии у вас хранятся в память о дедушке?

Некоторые вещи деда можно периодически увидеть на выставках в Музее Победы. Самая уникальная вещь – это шашка деда с Парада Победы, которым он командовал в 1945 году. У меня хранится несколько наград, которые он не носил на кителе, документы, его рукописи. Например, рукопись книги «Солдатский долг». Ее Рокоссовский сам написал от начала до конца. Целая комната в моей квартире посвящена деду.

Константин Вильевич, как вы передаете семейную историю своему внуку?

Моему внуку только двенадцать лет. Мы с дочерью, конечно, стараемся прививать ему интерес к истории, к истории нашей семьи. Если у него будет желание, то он займется этим впоследствии, продолжит хранить память о деде. Хотя, конечно, сейчас жизнь настолько динамична – неизвестно, кто где окажется. Возможно, тогда весь архив и реликвии отдам в Музей Победы.